Каратель - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Как- то ночью дремавший у печки Яхья-бабай вскинулся и нашел глазами Ахмета, бродящего из мира в мир на лежанке. Почувствовав внимание старика, Ахмет поднял голову и встретил взгляд Яхьи, дающего недвусмысленное целеуказание. Перейдя в предложенное место, он осмотрел расстилающееся далеко внизу озеро, где люди Ульфата, «наши» — напомнил себе Ахмет, беспечно разбирали выдернутый из проруби невод, забыв за спокойные недели не то что об нормальном охранении, но и не выставив элементарно необходимого караульного. За это им предстояло рассчитаться — вытоптанный пятак вокруг проруби был окружен сходящимися лучами будущих выстрелов, на концах которых нервно трепетали хищно горящие человеческие сущности. Все время заставляя себя помнить о человеческом смысле происходящего, Ахмет с холодным безразличием наблюдал за сценой охоты человека за человеком; вечной, как снег и лед, на котором это происходит. Яхья-бабай снова встряхнул его, и Ахмет понял, что он от него хочет — надо платить за еду и дрова. Брезгливо дернувшись, Ахмет принялся исполнять желание учителя.

Кунашакский рыбак, выдвинувшийся на огневую позицию первым, поджидал остальных четверых, замешкавшихся в пути. В его секторе все было в порядке — самого скрывала высокая заструга, до беспечно копошившихся в неводе каракульмякских осталось не более двадцати метров. Картечь не успеет сильно разойтись: одного-то точно, а может и двух он положит первым же выстрелом. Удачно эти гады попались, и наглые-то какие стали, смотри-ка — ни караула, ни хера; ишь ты, можно подумать, что у себя дома. Ниче-е-е, щас мы им покажем, с пяти-то стволов…

Но радостный мандраж охоты смело как пушинку — сердце рыбака сдавило в ледяном кулаке, и оно затрепыхалось, пропуская удар за ударом — кунашакский понял, что за его спиной, у самых ног остановилось Что-то — огромное, жуткое черное Что-то, и внимательно смотрит ему в затылок холодными желтыми глазами. Мгновенно покрывшись ледяным потом, рыбак замер, боясь пошевелиться — он казался себе сейчас голым и беззащитным комочком теплого сладкого мяса, очутившегося на бескрайней снежной равнине, по которой снуют стаи кровожадных кортов, бродят свирепые айю и прячутся в метели безмолвные духи-бире, с оранжевыми глазами величиной в тарелку…

Превозмогая смертную черноту, трепыхающуюся в глазах, рыбак невероятным усилием воли заставил себя приподняться и посмотреть назад — и натужно, на разрыв связок заорал, срываясь на визг. Визг превратился в скулеж, быстро ставший хрипом короткой агонии. Его разум, не выдержав натуги ужаса, вспыхнул и погас; серце остановилось на полутакте, а душа громко хрустнула в руках исполинской, в два человеческих роста мутно-черной фигуры, чернеющей даже на фоне ночного неба — увешанной, будто елка, размотанными кишками и частями разорванных тел товарищей рыбака. Отдадим ему должное, он был храбрым человеком, трус умер бы сразу. Выпив его вылетевшую криком жизнь, Ахмет отпустил мокро хлюпнувшие разорванными полостями трупы, и они тут же растаяли в черной пустоте.

Вернувшись в себя, Ахмет понял, что стоит босиком на льду рядом с уткнувшимся в снег мертвецом. Где-то вокруг лежат еще четверо, а вон там, где угадывается чернеющая на снегу куча невода у саней, лежат защищенные им свои. Свои… — усмехнулся Ахмет, подымая ногу для первого шага, но остановился, удивленно глядя вниз, словно только что обнаружив мертвое тело у своих ног. Нерешительно потоптавшись, он неумело поднял за ремень ружье рыбака, взял его в руки. Пальцы обожгло холодом оружейной стали и Ахмет рухнул на колени, унесенный этим забытым холодом далеко в мертвое прошлое.

— Не, погоди, не стреляй. Это же этот, как его…

— Точно. Это этот, который у Яхьи-бабая…

— А это кто… О, билят! Это ж Наилька, с Кунашака! Который, говорят, Ильяса завалил.

— Че он там? Дырок нет… Этот по башке ему ебнул, да?

— Погоди… Нет, вроде как. А мертвый, не дышит. Салават, а ну, подержи так… Нет. Сердце не стучит, мертвый. Как он его, а?

— А сам-то он живой? Смотри, сидит как…

— Не, вроде живой. Точно. Видишь, дышит.

— Ишбулды-абый…

— Да погоди, малай… Чего тебе?

— А вон еще, видите?

— Где? О, точно! Раис, нас, билят, чуть не перехуярили тут, а! Билят!

— Ты почему смотреть не ставил никого?!

— А ты?! Хули я-то сразу?

— Еще один!

— Салаватка, а ну беги вокруг смотри!

— Ишбулды-абый, тут еще один!

— Ай белемле, ай молодец, а!

— Че сказал, сынок? Салава-а-ат! Э, Салават! Еще один, да, че сказал?

— Да!

— Тоже с ружьем?

— Тоже!

— Ай да пронесло, а?! Щас перестреляли бы, а?!

— Слушай, надо этого-то, а, вишь — в одних штанах да рубашке.

— Да, простынет, помрет еще. Хотя, говорят, они не болеют.

— Че, совсем? Смотри, босиком пришел.

— Ха, пришел! Видишь, следа нет?

— Точно… Уй, билят… Как это, Раис?

— Не знаю. Но трогать не надо его. Захочет, сам встанет. Эй! Э, как тебя, белемле! Ты живой?

— Слышь, Ишбулды, давай на самом деле, не трожь его. Ну его, еще проснется и подумает, что мы — эти…

— Ладно. Ружье только у него возьмите.

— Ой! Смотри, Заки, не отдает! Я это, а он держит!

— Ну и хуй с ним, пусть держит. Э, Раис, Ишбулды! Давай ружья, шмотки с этих к саням тащи! Смотри лучше, чтоб патроны из карманов не растерять. Мансур! К Яхье-бабаю пошли пацана своего, пусть спросит, че с этим делать.

Ахмет пришел в себя и тяжело поднялся, опираясь на ружье. Двое находившихся рядом рыбаков замерли, испуганно таращась на странного чужака, неведомым образом спасшего их от вплотную подкравшейся в поземке смерти. Попытался им улыбнуться, но, видимо, вышла такая гримаса, что рыбаки напугались еще больше, а один неуверенно поднял ружье. Ахмет стоял, качаясь на ветру, и совсем не чувствуя одеревеневшего от холода тела, но вдруг ощутил присутствие Яхьи-бабая. Оказывается, он никуда не пропадал, и все время откуда-то наблюдал за происходящим. Увидев прозрачную зеленоватую полоску, которая была Яхьей, Ахмет понял, что надо делать, успокоился и махнул рукой рыбакам, отгоняя их с этого места. Видимо, теперь в его жесте было достаточно силы — рыбаки тоже расслабились и послушно потащили невод к саням. Обмишурившийся на этом выходе старший сейчас нагонял упущенное: пронзительно командовал и махал руками, поторапливая своих. Собравшись, рыбаки дружно впряглись в сани и скрылись в легкой поземке, оставив странного белемле в компании убитых им людей, посреди бескрайнего снежного моря, придавленного сверху черным провалом небес.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6